«Не нашлось ни крови, ни лекарств, ни элементарного милосердия»: потомственный врач умерла в московской больнице
Ее подруга рассказала, как родные добивались лечения
Журналистка Наталья Барабаш написала в «Фейсбуке» пронзительный пост о смерти потомственного врача Галины Орловской в Боткинской больнице. С разрешения автора публикуем его с сокращениями.
Галка Орловская должна была стать врачом. У нее просто не было выбора
Она засыпала и просыпалась под разговоры об ампутациях, раздробленных костях черепа и прободении язвы. Ее отец был блестящим хирургом — лучшим во Владивостоке, Приморском крае, и одним из лучших — в стране. У него были талантливые, чуткие, как нос спаниеля, руки. И острый быстрый ум. Те, кто уже умирал, у него выживали. Те, кто никогда не должен был встать с инвалидного кресла, начинали ходить.
Что Галка будет врачом, никто не сомневался.
И она им стала. Выбрала аллергологию.
— Мы же любим детективы? — говорила она мне. — Аллергология — сплошной детектив. Знаешь, как иногда сложно вычислить этот чертов аллерген! Целое расследование!
Когда мы собирались втроем: я, Галка и еще одна наша любимая подружка с детства Санька, которая стала офтальмологом, разговоры шли только о больных. Лечении. Сложных случаях.
Один раз она буквально спасла от смерти мою сестру. У нее две недели была температура 39. И ужасное самочувствие. Врачи решили, что у нее — почечное воспаление. Лечение не помогало. Позвонили Галке. Она приехала. Осмотрела. Послушала.
— Бегом на рентген! — сказала. — У тебя в легких хрип!
Оказалось — тяжеленная пневмония...
Да сколько в ее практике таких случаев! Как-то уже здесь, в Москве, когда я в очередной раз уговаривала ее бросить хотя бы одну работу (в районной поликлинике она получала за консультации где-то 7 тысяч рублей), она вздохнула:
— А кто будет с моими бабульками так заниматься! Беседовать. Выспрашивать. А потом — мне же самой интересно.
Ей всегда было интересно с больными. Она обожала подробно рассказывать каждому, откуда берется его болезнь. Как с ней теперь надо обращаться. Договариваться.
Больные ее обожали. При этом Галка, как и ее родители, была вообще не про деньги. Эти блестящие врачи всегда жили очень скромно. Галка получала копейки на двух работах. И ничего не брала у пациентов. Если честно — думаю, ей даже не очень предлагали. Больные сразу чувствуют, когда врач лечит в удовольствие.
Как-то я спросила Галку: и сколько человек ты спасла? Ну вот так, чтоб реально от смерти?
Она задумалась. Потом засмеялась.
— Не хочу считать. Но с чем там — она кивнула наверх — предстать, наберется...
У нее нашли очень опасную раковую опухоль в голове. Но операцию сразу делать не стали. Наблюдали. И весь этот год наблюдений она ничего никому не говорила: ни мужу, ни дочкам, ни нам. А Галка, несмотря на то, что стала слабенькая, все так и ходила на свои две работы. Лечить. Спасать.
Полтора месяца назад у нее упали лейкоциты. Ее положили в Боткинскую больницу в 11-е отделение гематологии с диагнозом «острый лейкоз». Отделение только первый день открылось после того, как было ковидным.
Состояние Галки было тяжелое. Но не критическое. Через три недели она заболела в больнице ковидом.
Кто его занес? Девчонка ли, которую тайно провела к соседке по палате санитарка? Так думала Галка. Или кто-то еще.
Заболели все в ее и соседней палатах. Потом в других палатах. Потом и Галкин врач.
Ее перевели в специальную зону. С температурой 40. КТ показывала ковид. Все четыре взятых теста были отрицательные. Это, к слову, о качестве тестов.
В ковидную больницу Галку не брали. Наконец, через 10 дней ее перевели обратно в палату.
И бросили лечить. Новый врач после криков дочки (разговаривать с ним можно было только по внутреннему телефону) подошел к больной лишь через день после ее перевода. Заведующий сказал, что спасти Галку могут только таблетки, которые есть лишь в больнице в Мониках. Но на амбулаторном лечении. Поэтому они Галку выпишут, а она пусть сходит туда на прием и выпишет себе лекарства.
Галка тогда уже вставала с трудом и не могла обходиться без кислорода и постоянных переливаний крови.
— Она не сможет дойти до больницы! — говорила дочь.
Тогда в гематологическом отделении столичной клиники кончилась кровь.
— Крови нет, — сказал лечащий врач. — Осталось пять литров на всю Москву. Сдавайте свою (у родных другая группа), приносите талончики, может, тогда...
Дочь, сама после тяжелого заболевания, и ее муж побежали сдавать кровь. Принесли талончики.
— Крови все равно нет, — сказали им. — Забирайте вашу мать.
Кровь нашла младшая дочка, которая живет в другой стране. Позвонила знакомой в московский центр, и кровь привезли.
Но мало.
— Может, объявить сбор через «Фейсбук»? — панически спрашивал у меня Галкин зять.
— Я узнавала в центрах. Вроде, есть у них кровь. — говорила дочь Наташка.
Я взорвалась.
— Скажите этому врачу, что беседуете с ним под диктофон. Пусть он вам скажет, куда он посылал запрос и где сказали, что крови нет.
— А что, есть? — удивился он. — Ладно, тогда я пошлю запрос...
То есть он просто ничего не делал.
(Но с кровью в Москве, наверное, и правда плохо, потому что я уже два раза видела в ФБ панические просьбы сдать кровь. И это — позор, конечно. Платите больше донорам. Покупайте не тротуарную плитку, а препараты крови, если ее не хватает. Это же мировая столица, блин!).
Дальше был полный ужас. В понедельник заведующий кричал на Галкину дочь:
— Я вашу мать выписываю! Забирайте ее домой, или я переведу ее в хоспис!
Галка уже не могла вставать и дышать без кислорода.
Я думаю, сработали звонки в Минздрав. Потому что во вторник Галку не выписали. А впервые — через неделю после перевода из ковид-изолятора — взяли у нее на анализ кровь. Подчеркну — у больной с острым лейкозом в гематологическом отделении. Все это отражено в ее выписке, кстати.
И оказалось, что кровь там такая, что нужна реанимация. А не амбулаторное лечение на дому.
— Мы будем готовить ее к реанимации, — сказал врач.
Хотя по моему представлению реанимация — не то место, куда попадают после специальной подготовки.
Утром Галка набрала на мобильном номер дочери. А говорить не смогла. Наташка час слушала, как она тяжело дышит, все это время дозваниваясь в вестибюле больницы по внутреннему ее лечащему врачу. Он трубку не брал. И к больной, которую готовят к реанимации, не подходил.
Через час Галку все же увезли в реанимацию. Еще через два часа она там умерла.
— Очень поздно, — сказали реаниматологи.
И еще оказалось — ей так и не вылечили ковид, который осложнял болезнь.
Да, ее состояние было тяжелое. Да, с таким диагнозом редко живут долго. Но Галка была готова бороться.
А вот врачи бороться не захотели. Для потомственного врача и спасателя жизней не нашлось в этом отделении Боткинской ни крови, ни лекарств, ни элементарного милосердия.
Мне трудно это представить и объяснить.
ДОПОЛНЕНИЕ:
Мария Смирнова
По факту публикации «Не нашлось ни крови, ни лекарств, ни элементарного милосердия»: потомственный врач умерла в московской больнице» ГКБ им. С.П. Боткина была проведена проверка.
Информация о том, что пациентка не получала медицинскую помощь, абсолютно не соответствует действительности. Во время нахождения в медицинском учреждении пациентка получала рекомендованную для характера заболевания и возраста терапию.
Информация о дефиците донорской крови в медицинских учреждениях города Москвы также не соответствует действительности. В городе сформирован достаточной запас донорской крови и ее компонентов, в полной мере удовлетворяющий потребности в ней. В период восстановления после лечения, соответствующего профилю заболевания, пациентке проводилась сопроводительная терапия – осуществлялись переливания крови. Всего за время госпитализации было произведено 12 переливаний эритроцитарной массы. Кроме того, в гематологическом отделении пациентке оказывалась необходимая медицинская помощь в рамках лечения осложнения основного заболевания - полисегментарной пневмонии. После восстановления планировалось проведение пункции костного мозга с решением вопроса о продолжении назначенной терапии или корректировки тактики лечения. Этот вопрос обсуждался с пациенткой в перспективе.
За весь период лечения пациентка ни разу не выразила недовольства пребыванием и назначенным лечением в гематологическом отделении. С дочерью пациентки неоднократно встречался заведующий и информировал о тяжелом состоянии пациентки. Дочь прекрасно понимала тяжесть прогноза и ни разу не пожаловалась на бездействие врачей или нарушение норм этики и деонтологии.
Утверждение об отсутствии необходимой диагностики в период нахождения пациентки в больнице также представляется недостоверным. За всё время наблюдения и лечения пациентке было проведено 75 лабораторных и диагностических исследований.
Что касается коронавирусной инфекции, то в связи с подозрением на заболевание пациентка действительно провела несколько дней в специализированном отделении, однако коронавирусная инфекция не подтвердилась. За время пребывания в больнице было взято 14 тестов, результаты которых были отрицательными. В связи с этим женщина была переведена обратно в гематологическое отделение и продолжила лечение.
Несмотря на проводимое лечение, констатирована выраженная отрицательная динамика по основному диагнозу. Значительно выросло содержание опухолевых клеток крови, что сопровождалось резким ухудшением состояния пациентки и усилением слабости. Для коррекции сопроводительной терапии 7 октября пациентка была переведена в реанимационное отделение. Там ей оказывался весь комплекс необходимой медицинской помощи. К сожалению, ввиду тяжести состояния больная скончалась на фоне быстрой прогрессии опухоли. ГКБ им. С.П. Боткина выражает соболезнования.
Наталья Барабаш
Этот ответ - замечательный пример того, что творится в медицине и как защищают друг друга чиновники. Вот теперь я реально в бешенстве. Начнем с последнего откровенного вранья: «однако коронавирусная инфекция не подтвердилась.» Но вскрытие подтвердило именно коронавирусную инфекцию. В результате и после смерти Галка помыкалась: ее из обычного морга перевели в коронавирусный, тело выдали только на пятый день и обязали хоронить в закрытом гробу. Я не знаю, кто такая Мария Смирнова, но если она настолько не владеет информацией, как может давать официальный ответ? Врать даже о фактах, которые так легко проверить? Не говоря уже о другом: ковидом Галка и другие пациенты этого отделения, включая и первого Галкиного врача, заболели в самой больнице. Во всем мире это было бы результатом серьезнейшей проверки и серьезных последствий доя допустивших такое, включая главврача, который - брат знаменитой Малышевой. Но что-то я нигде ни слова о такой проверке не прочитала. А ведь даже в Галкиной выписке написано: внутрибольничная инфекция.
Информация об отсутствии в Москве крови не соответствует действительности? Скорее всего. Почему же тогда лечащий врач Сергей Кузнецов утверждал, что в Москве нет крови? Врал? У меня сохранились смс, в которых я прошу всех знакомых помочь найти кровь. Дочь и зять сдавали кровь, у них сохранились талончики - что, просто так сами ни с того ни с сего побежали?
Да, Галка не любила жаловаться. Она всегда билась за пациентов, но никогда - за себя. Я всю жизнь ее за это ругала. Вот и про отсутствие крови она мне, задыхаясь, рассказывала со смешком:
-Знаешь, как ее мне достали? Через Швейцарию!
Ее дочь, которая там живет, дозвонилась подруге, работающей в гематологическом центре.
Но я не верю, что если бы врачи из Боткинской сами стали бы добиваться крови для тяжелой больной, им бы ее не привезли.
Кровь внезапно кончилась, когда врачи стали всеми силами выпихивать из больницы неудобную пациентку. Кстати, я просила дочь Наташу записать разговор с врачом на диктофон. И я знаю, что она это сделала.
Что касается лечения. У Галки взяли анализ крови только через неделю после перевода из ковидного отделения. Это есть в выписке из ее истории болезни. Этот анализ крови показал, что у нее - тяжелая пневмония, но лечение от пневмонии она уже не получала. Впрочем, само лечение пусть комментируют врачи, поражает сам факт такого позднего взятия анализа у тяжелой больной. Все врачи, которым мы эту выписку показывали , изумлялись и негодовали. Заведующий отделением Камиль Капланов в понедельник кричал на дочь, чтобы она забирала мать на амбулаторное лечение, иначе он ее отправит в хоспис. А в среду пациентка умерла. Это нормальное лечение? По этому поводу мы обращались ко всем знакомым и добрались даже до помощника министра здравоохранения Мурашко - он ответил, что если лежачей больной нужны препараты, которые обычно даются амбулаторным, заведующий должен собрать комиссию и препарат будет. Но заведующий наорал на дочь, что его замучили звонками и он Галку выписывает. Все эти перипетии отражены в нашей смс переписке с разными людьми, и я обязательно предоставлю сканы этой переписки с датами, когда будет судебное разбирательство. А теперь я очень хочу, чтобы оно было. Заведующий неоднократно встречался с дочерью?
А пишущие ответ не знают, что у них в больнице карантин? Врачи не встречаются с родственниками, разговаривают только по внутреннему телефону - сотового номера ни врача, ни заведующего у дочери не было, и она буквально дежурила у этого внутреннего телефона в больнице, чтобы узнавать, как дела у мамы. И требовать, просить, настаивать, чтобы ей помогали.
Одно не сделали родные - никому не давали денег. В этой семье врачей они органически не умеют этого делать.
Да, у Галки была очень тяжелая болезнь. С такой редко выживают. Но с бластомой, которую ей удалили, тоже часто умирают прямо на операции. И живут по пять лет в случае успеха. Галка прожила десять. Она была стойкий оловянный солдатик.
И до последнего оставалась врачом. Лежала под капельницей. Я позвонила - и она вдруг ответила, хотя редко уже могла разговаривать.
-Куда ты едешь? - спросила, услышав шум машины.
-К врачу. Все со своей головой мучаюсь.
И Галка вдруг говорит своим строгим врачебным голосом:
-Я тебя слушаю. Боль похожа на ту, что была раньше?
Я тогда засмеялась: выпишешься - расскажу.
Боткинская больница. В жопу засуньте свое соболезнование.
